|
Назад
Самайн
Это древний, бесконечно таинственный, кельтский праздник... В ночь с 31 октября на 1 ноября кельты торжественно завершали сбор урожая и поминали умерших. В это время истончается граница миров, и живые получают возможность общаться с тенями усопших. В эти часы люди могут очищаться от бремени греха, проходя сквозь пламя костров. Даже римляне, завоевав Британию, почитали этот праздник – самониос – сопоставляя его со своими загробными Лемуриями...
Ирландские монахи придали трём первым дням ноября доселе неведомую духовную глубину. Они оцепили границы иного мира высокими резными каменными крестами. Они оковали древний ужас благословенным светом Евангелия.
Между финно-угорской Коломной и далёкой Кельтикой существует странная связь. Есть в городе загадочные места, духовные "прорвы", откуда сквозит столетиями, прорывается другое время и пространство, где смешивается Прошлое и настоящее. Какая-то сказочная муравьиная тропка соединила Коломну и зелёный Эрин в древние, ещё доарийские времена.
Только люди особо чуткие могут идти по сокровенной тропе и слышать отзвуки нездешних струн.
И в нашей древней крепости есть человек, наделённый эльфийским слухом. Медиум. Девушка-рыцарь... Заклинательница теней!
Её соратники – "Вечного Бога усталые ангелы... белые рыцари чёрной земли". Она может оборачиваться дождём, тишиною, "неприкаянным ветром" нашего тысячелетнего града. Её сердце зачаровано любовью, но, похоже, что это любовь к призраку. Словно дух какого-то ирландского князя, убитого семьсот лет назад, ожил под звуки волшебной арфы и бродит ночью по коломенским мостовым....
Екатерина Устинова воспитана поэзией Серебряного века. Но время ученичества прошло, и за узорчатым шитьём ахматовских цитат всё яснее и яснее начали проступать черты таинственного сказителя-барда, – знатока загадочных рун и преданий.
Но эти предания переплавлены в христианском тигле. И отзвуки античности, столь естественные в "итальянской" Коломне, поверены христианской мерой. "Персефона", – самое красивое и самое талантливое стихотворение Устиновой, казалось бы, полностью погружено в античный миф, пронизано печалью о грустной красавице, похищенной властителем Аида.
Хранит твои стоны лесная вода.
Осенние листья сокрыли твой след.
Далёких вершин голубая гряда
Дыханье твоё обратила в рассвет...
И это дыхание, эта печаль уносится в небо, собирается в облака, тёплой смолой выступает на стволах деревьев, незримо колеблет их ветви. А духи таинственных подземелий со слезами собирают наряд своей царице...
И плач их высокий так странно звучит,
И звезды глядятся в озёра слюды.
Разбился о сердце холодный гранит
И камни рыдают у тёмной воды.
Да, если камни одушевлены, если они способны рыдать, то и гранитные глыбы могут разбиться о живое сердце! Тем более – если это сердце богини... Это язычество? Но дивным образом языческий миф пропущен через рефлексию, несвойственную Древнему миру...
Героиню стихов снедает тоска по иному: "Я люблю того, кого нет на свете..." И обычная обгоревшая спичка соседствует с двумя лептами: платой за переправу через Реку мёртвых.
Устинова отказывается от академической гладкости и перспективы; её стихи напоминают картины Раннего Возрождения, где разновременные события складываются в единое повествование. И вот Вероника беседует со Христом, а Иосиф-плотник вытёсывает... крест.
Дух Джотто оживает в песенке по новелле "Декамерона". И это не игра со знакомыми образами – здесь чувствуется подлинный трагизм. Голос одиночества, ведомый нам со времён Иова. Одиночества, когда дерзновенная молитва к Богу может оборваться неожиданно и страшно:
Когда кораблик уйдёт на дно,
Как крыса, сбежит душа.
И только вера даёт рыцарю мужество в странствованиях... Только вера.
Нынешняя подборка выстроена в определённой логике. В центре – самое главное, самое талантливое и по-мандельштамовски мощное: "Персефона". А от него – девять стихотворений вверх и девять – вниз. Как напоминание о Девяти чинах ангельских Дионисия Ареопагита и отсыл к "Новой жизни" Алигьери. И два коломенских стихотворения замыкают сборник: одно – вторым от начала, другое – вторым от конца. Это Самайн – прогулка в иной мир. Но путь проложен по коломенской земле. Так отправимся по нему! И, может быть, мы обретём Грааль – в храме Богоявления-в-Гончарах, а меч короля Артура – в одном из потаённых коломенских озёр.
Роман СЛАВАЦКИЙ
Екатерина Устинова
ИЗБРАННОЕ
* * *
А мы тишину измеряли каплями,
И белыми пятнами – пустоту,
И реки текли, там, где мы плакали,
И там, где мы шли, проводили черту.
Мы Вечного Бога усталые ангелы,
Мы белые рыцари чёрной земли,
И ветер бушует под нашими латами,
И горы поднимутся там, где мы шли.
* * *
Ты, Коломна, Коломна, город печалей моих,
Упокой мою душу, пока мое тело дышит.
Обернусь ли дождём полоумным скакать по крышам –
Да услышит меня среди озарений иных.
Я ворвусь в эту ночь – зачем ему эта ночь,
Если есть тишина? Тишиною пьянее браги
Я прольюсь в его жизнь – не желаю иного блага!
«Я сестра твоя, слышишь? Невеста, хранитель, дочь!»
Ты, Коломна, Коломна…Песок, желтизна, кармин.
Обернусь ли твоим неприкаянным ветром пыльным –
Я сожгу его крылья. Зачем ему эти крылья,
Если он неприкаянной страстью моей храним?
Ты, Коломна, Коломна…Колонна и две звезды.
Это мы, полуночники, в храме небесном свечи.
Что за радость – разлука, и что за мученье – встреча,
Но когда-нибудь и для нас наведут мосты.
* * *
И всё мне кажется, что он меня покинет,
И даже слова на прощание не скажет,
И ожиданье стены комнаты раздвинет,
И одиночество к молчанию обяжет,
И я не вспомню, кем он был на этом свете,
Какой преградой от меня отгородился,
И громогласное сроднится с незаметным,
И дождь солёный сквозь ладони просочится,
И я пойму, что нет блаженной середины,
Что эта пытка нам двоим предназначалась,
Что он любил меня – и оттого покинул,
Что я любила – и поэтому осталась.
* * *
Я отсчитываю по нитям бисера линии твоей судьбы.
Каждый раз, когда ты уходил, я начинала нанизывать новую.
Слышу, как в дальнем лесу переговариваются между собой дубы.
Твои руки, твои глаза не говорят со мной – они заколдованы.
Я отсчитываю молитвы как светлые капли утреннего дождя.
Со мной говорит водосток, он рассказывает, как плакала ночь, расставаясь с вечером.
Я прошу у Него показать мне ту, что так полюбила тебя.
Вместо вечной небесной любви пусть получит земное молчание вечное.
* * *
Вот и спичка догорела,
Пальцы обожгла.
Дань исправно платит тело
Золотом тепла
Бурь небесных князю – ветру
И толпе княжат.
…А души моей две лепты
Про запас лежат.
* * *
Лепестки сухие уносит ветер.
Я люблю того, кого нет на свете.
Нерождённым чувством душа полна,
Преломленьем хлеба, тоской вина.
Зажигаю свечи в саду опавшем,
И куда ушёл он, никто не скажет.
Об одном сегодня тебя молю:
Расскажи, зачем я его люблю.
* * *
Не любовь, не любовь, не любовь –
Осенний лист.
И умрёт – не воскреснет, останется падалью,
падалью.
– Возвращайся,
вращайся,
вращайся,
вернись,
вернись!
И я падаю,
падаю,
падаю,
падаю,
падаю.
Вероника
Сад мой сегодня расцвечен и чист.
Алой росою омыт каждый лист.
Спелый терновник на каждом шагу –
Я для венчанья его берегу.
Только за домом поляна пуста –
Здесь будет древо Святого Креста.
Скоро свершится торжественный срок –
Станет кровавым мой снежный платок,
Люди наполнят мой сумрачный двор…
Ангелы с облака смотрят в упор.
Это похоже на сны наяву.
Я перед ними склоняю главу.
Праздник настанет – не буду плясать –
Свечку зажгу и уйду тосковать
В предвосхищеньи святого огня…
Скоро, Господь, ты увидишь меня.
* * *
Вечер – старый греховодник.
Загорелся край небес!
– Для кого, Иосиф-плотник,
Ты сегодня делал крест?
Звезды светом заливали
Это пламя, как могли.
– Для Царевича, сказали,
Из неведомой земли.
Странной мукою объята,
В небо просится душа.
– Я вперёд просил оплату,
Всё истратил до гроша.
По лесам несутся стоны,
Духи выползли из нор.
– Вышел Пасынок из дома,
Не вернулся до сих пор.
Громогласная победа!
Пламень умер, пламень стих.
– Я купил вина и хлеба.
Будет ужин на троих.
Небо – чёрная пустыня
Ждет обещанных гостей.
– Милуй, Яхве, всех, кто ныне
Вознесётся на кресте!
Персефона
Хранит твои стоны лесная вода.
Осенние листья сокрыли твой след.
Далёких вершин голубая гряда
Дыханье твоё обратила в рассвет.
Плывут облака вереницей венков,
Как волосы нимф поднебесных светлы.
Колеблются ветки от шума шагов,
Багряной смолой истекают стволы.
У них твоя память, твоя красота.
Возносятся духи из сумрачных нор.
Для той, что в невесты Аиду взята,
Они приготовили дивный убор
И плач их высокий так странно звучит,
И звезды глядятся в озёра слюды.
Разбился о сердце холодный гранит
И камни рыдают у тёмной воды.
* * *
Время кончилось.
Время стало.
Время зверем легло у ног.
Только света полоска пала.
Бог не там, где порог…
Счёт оплачен.
Не надо сдачи.
Ты и к этому был готов.
Слышишь, каменный ангел плачет,
Там, посреди крестов?
Отзовись…
И хоть раз приснись мне!
Я прекращаю бег.
Там, где раньше желтели листья –
Белый Господень снег.
* * *
Придёт
Разговоры долгие вести,
Платьем шуршать,
Звенеть браслетами.
Под пологом сумерек агония лета.
В лоб целовать.
Венки плести.
Груди разорванной грот.
Полоска света.
Встанет,
Пойдёт плясать по комнатам пустым,
Песни петь,
Руками, как крыльями, взмахивать.
Полог спущен. Никто не будет оплакивать.
Нерастворим
В сумерках взгляд, пронзавший твердь.
Крепче станет
Душа в битве с такими страхами.
Выйдет в окно.
С волнами ветра в небо взлетит.
Только и видели.
Да сон и в сон обратится!
Полог сумерек, спущенный иконописцем
На лица святителей.
Души распахнутый скит.
Окошко одно
Прикрыто ресницами.
* * *
Никто не поднимет трубку.
Никто не погасит свет…
Уснуть на одну минутку
Под шорох шальных комет,
Прижаться виском к ладоням,
Увидеть небесный свод…
Никто ни о ком не помнит,
Никто никого не ждёт,
Никто ничего не слышит
В звенящей ночной тиши…
…Увидеть, как бездна дышит
Над полем небесной ржи.
* * *
Верую в Бога Единого, сладкий священный дым,
В Духа, Отца и Сына — Правящий неразделим.
Я опускаю ресницы, прячу закат в глазах.
Что вековечно снится спящим в Твоих полях?
Верую в Бога Единого, церкви и небеса,
Духа, Отца и Сына славящие голоса.
Я опускаю ресницы, я предаюсь воде.
Что вековечно снится тем, кто плывет в ладье?
Верую в Бога Единого, воду, вино и лёд,
В Духа, Отца и Сына — слышащий да придёт.
Я опускаю ресницы — сон ли тому виной?
Что вековечно снится дышащим тишиной?
Верую в Бога Единого, в пламя не из кремня,
В Духа, Отца и Сына — кто заберет меня?
Я опускаю ресницы…я опускаю и веки вслед…
Что вековечно снится тем, в чьих глазах рассвет?
* * *
Господь, мне тесно в моём дому,
Мне тесно в теле моём.
Когда кораблик пойдёт ко дну,
Расплещется водоём.
Мне всё труднее глядеть в окно
С четвёртого этажа.
Когда кораблик уйдёт на дно,
Как крыса, сбежит душа.
* * *
«Декамерон», день 4, новелла 5
Кто похитил мой цветок
Рано на рассвете?
Тот, кто вечно одинок
За него в ответе.
Тихо пробили часы,
Лопнула пружина.
Мне всё утро снился ты,
Нежный господин мой,
А теперь и не доплыть,
Не дойти на ощупь…
Я не знала, как мне быть,
Там, за старой рощей.
Мрачен путь через порог.
Сумерки спускались.
На развилке трёх дорог
Мы с тобой расстались.
Ярко вспыхнул белый лик.
Где же ты, мой милый?
Лишь салернский базилик
Вырос над могилой.
Я надену свой убор
И возьму виолу.
Трое братьев ждут сестёр
К трапезе весёлой.
Время плясок впереди –
Помолись о падшей!
И душа в моей груди,
Как цветок увядший.
Рыжая Лохан
Вот Лохан пришла танцевать во дворе.
Она – королева невест и колдуний.
Я сам это видел: пришла на заре,
В заветном лесу проведя полнолунье.
Она как сирена на скалах морских –
Поет её тело при каждом движенье.
Я сам это видел: десятки таких
В огне находили святое крещенье.
О чём ты задумался, мой сюзерен?
В горячей груди – ни единого вздоха.
Я сам это видел: ни крыши, ни стен
У дома пленительной огненной Лохан.
Всё то, что твоя ей дарует судьба,
Она променяет на вечную юность.
Я сам это видел: старухой ушла
И девушкой-розой из леса вернулась!
Отравою, терпкой, как жертвенный дым,
Напитаны губы у рыжей колдуньи.
Я сам это видел, о, мой господин:
Она отравила меня в полнолунье!
* * *
Тише, тише.
Не пытка – пыточка.
Даже время идёт на цыпочках,
Да качаются сосны тёмные –
Ночь бездонная над Коломною.
Выше, выше.
Бредут скитальцами
Во бору, во Полянах Ларцевых
Духи, месяцем полонённые –
Ночь бессонная над Коломною.
Ближе, ближе.
Все клятвы – ложные.
Травы спят по дорогам хоженым,
Бредят травы луной бездомною –
Ночь плывёт над моей Коломною.
Слышишь, слышишь:
Я знаю истину –
Всё обман в полумгле таинственной,
Только сосны качают кронами –
Ночь поёт над моей Коломною.
* * *
Достучись до Бога – получишь чудо.
Сочини молитву – получишь песню.
А моя дорога лежит отсюда –
Отзываться эхом в лесах окрестных.
Два звена соседних в цепочке судеб:
И вдвоём, и порознь – всегда случайно.
Разбуди дракона – получишь бурю.
Подари колечко – получишь тайну.
Текст публикуется в авторской редакции, с сохранением орфографии и пунктуации.
Назад Наверх
|