Назад

Роман Славацкий

Мы, коломенцы
(Опыт святочного поста)

Существует практически безошибочный показатель, позволяющий отличить уроженца благословенной Коломны от приезжего. Спросите любого, как правильно назвать жителей этого города: коломенцы или коломчане? Если вы получите второй ответ, знайте, что имеете дело с человеком, чуждым здешней традиции.

Пресловутый «коломчанин» – образец южнорусского говора, для нашего края совершенно чуждого. А между тем дошло до того, что у нас даже предприятие появилось с названием «Коломчаночка». Смешно это, товарищи!

Истинные тутошние старожилы всегда с гордостью говорили о себе: коломенец, коломенка. Некоторые дамы «галантерейного обхо-ждения» смущаются: «Да ведь так же река называется!» Ну и что? Кстати говоря, не худшая река, есть в Европе и гораздо менее кра-сивые.

Но кто такие коломенцы?

Исследователи почему-то до сих пор не удосужились проанализи-ровать местный психологический тип. А ведь земля эта не вчера за-селена. За тысячу лет должен был выработаться – и, конечно же, выработался! – характер, не похожий на другие. Так в чём же за-ключается наша особица?

ЧЕРНОНЁБЫЕ

Нас, коломенцев, в старину называли «чернонёбыми». Само название прозвища неудивительно (вспомним: Орёл да Кромы – первые воры; Рязань косопузая и т.д.). Обидность нашей клички заключалась в том, что существовала порода собак, особенно злобных, именно с таким именем: чернонёбые. По всей видимости, это прозвище прилипло к нам из-за удивительной способности коломенцев бросаться на человека и лаяться по поводу и без оного.

Некоторую ясность в этот вопрос вносит цитата из пьесы нашего московского родственника А.Н. Островского «Праздничный сон до обеда». Трилогию Островского, посвящённую похождениям Баль-заминова, мы большей частью знаем по киноверсии «Женитьба Бальзаминова». Помните замечательный образ свирепого дядюшки, созданный актёром Крючковым? Так вот, этот дядюшка – наш зем-ляк.

М а л а н ь я. Братец приехал.

Н и ч к и н а. Батюшки! В такой жар…

К а п о ч к а. Как бы, маменька, он у нас дела не расстроил! Дяденька такой необразованный!

У с т и н ь к а. Уж какие могут быть понятия, из степи приехал!

Н и ч к и н а. Не из степи, а из Коломны.

У с т и н ь к а. Всё равно, одно образование, один вкус.

«Из степи приехал»! Вот и ключ к разгадке. Вероятно, купец Неуе-денов, колотящий булыжником орехи на подоконнике и гавкающий на трепещущего Бальзаминова, – прасол. А коломенские прасолы – торговцы скотом – это особенные люди. Перегоны огромных гуртов из астраханских степей до Подмосковья – дело трудное и рис-кованное. Оно требует от человека максимальной жёсткости, соб-ранности, постоянной готовности отразить нападение разбойников и козни проходимцев. Степь… В ней выживали только крепкие, че-стные и беспощадные люди. Естественно, что в домашнем обиходе они были не очень приятны.

Но ведь, в сущности говоря, несмотря на свою неотёсанность, прав-то именно купец Неуеденов, а симпатичный Бальзаминов – просто малахольный лоботряс, ни на что не годный.

«МЫ – СТОЛИЦА!»

Мы, коломенцы, народ столичный. И пусть соседи напевают свой издевательский стишок:

У нас в России три столицы:

Москва, Коломна, Луховицы!

Мы всё равно от своей столичности не откажемся. И в самом деле: любой истый патриот с гордостью расскажет вам о дворце велико-княжеском, где Димитрий Донской венчался, и о том, как Василий Тёмный воцарился здесь в XV веке, и о том, что огромный Коло-менский уезд – от Оки до Бронниц включительно – был личным владением царя Московского. С какой гордостью говорит об этом Н. Иванчин-Писарев, наш московский коломенец, придумавший замечательное определение «соцарственный град»!

А Коломенская епархия, ещё более громадная, основанная в середине XIV века и, значит, самая древняя в Московском княжестве? В неё входило 16 городов, в том числе и такие славные, как Серпухов или Тула! И до сих пор коломенцы ругательски ругают императора Павла I, который лишил нас кафедры, и до сих пор недобрым словом поминают владыку Мефодия Тульского, который, переезжая в Тулу в 1799 году, увёз с собой драгоценные коломенские реликвии на 18 возах.

Вы скажете, что это – «провинциальный комплекс»? Наивные люди! Ведь именно такие «комплексы» и создали коломенскую душу.

КОЛОМЕНСКИЕ ГОРШКИ

Мы, коломенцы, люди трудолюбивые. Каких только славных вещей мы не производили! Как не вспомнить фруктовую коломенскую пастилу, кисло-сладкую, присыпанную сахарной пудрой, нежную, как персты юных коломенок! А наши медовые коломенские пряники? А посуда наша славная, крынки и корчаги, рождённые в чёрном дыму Гончаров, словно в пылающих жерлах вулканов? Из-за этой посуды нас на Руси называли «коломенскими горшками». Но мы не обижались на эти насмешки. Мы гордо несли по стране бремя своего трудолюбия. Правда, поганцы-большевики искоренили наши промыслы, но мы верим: недалёк тот день, когда очнётся Коломна и слава о её горшках, пастиле и пряниках вновь вспыхнет на рос-сийских просторах.

«ОКАЯННАЯ Я!..»

Мы, коломенцы, люди грешные. Для старых русских городов вообще характерно самоуничижение. Но в Коломне оно какое-то особенное. Рассказывали легенду, как коломенцы побили и прогнали Сергия Радонежского («Я водички попросил испить, а они – колом мя!»).

Большой знаток местных легенд и былин, Н. Гиляров-Платонов, вспоминает, как рассказывали предание о Свибловой башне.

«А об одной башне в зимние вечера, при горящей лучине (свечи у нас полагались только для гостей) тётушка Марья Матвеевна заводи-ла речь, что башня эта, угольная к Москве-реке, называется Мо-тасовою, и вот почему: на ней сидел чёрт несколько сот лет и мотал ногами. Против неё, за рекой, на лугу, окружённый несколь-кими избами бывших монастырских крестьян, – Бобренев мона-стырь; на противоположной стороне, за три версты, на стрелке между Москвой-рекой и Окой – монастырь Голутвин. Летит са-тана из Бобренева; видит его с башни Мотас. «Откуда ты и куда, друг?» – «Да вот бобреневских монахов соблазнял. Там кончил, те-перь к вам на город». – «Э, голубчик, – отвечал Мотас, – я тут че-тыреста лет от нечего делать мотаю ногами, здесь нас с тобой поучат грешить, ступай в Голутвин».

А помните, какие гадости рассказывали про нас Лажечников и Пильняк? Мы их не осудим за это, нет, не осудим. Вы скажете, что это мазохизм. А мы скажем: нет, это – коломенская самокритика, позволяющая блюсти душу в бодрости и чистоте.

ОЛУХИ

Мы, коломенцы бываем наивны до изумления. Вот пример: однажды над Лажечниковым подшутили. Ему сказали, что в некоем ми-нистерстве ему обещают пост. Лажечников приходит в учреждение и требует аудиенции по поводу получения поста. Естественно, на него вылупили глаза от удивления. Как это близко нам! Как это по-коломенски…

Иногда наивность наша простиралась до удивительно тонких сфер. Один такой эпизод вспоминает всё тот же Гиляров.

«Иконописец изобразил царя Давида, поднявшего голову кверху, и держащим простёртую длань, а на ней два глаза. Подпись: «Очи мои, Господи, пред Тобой выну»

«Выну», то есть «всегда», художник понял в смысле «вынимать»; это рассказ батюшки, видевшего икону».

Не смейтесь над коломенскими простофилями! Их простота говорит о доверчивости и доброте, скрытой под внешним налётом чер-нонёбости.

БОГОМОЛЬЦЫ

Мы, коломенцы, религиозны. Три десятка церквей и часовен, четыре монастыря – это, согласитесь, существенный показатель для небольшого города. Причём религиозность эта не напускная, а вполне искренняя. Можно подсмеиваться над провинциальной цер-ковностью, над любовью торговых людей к юродивым, хотя бы к тому же Данилушке Коломенскому. Пусть смеются, коли охота. Но мы никому не отдадим ни своей красоты церковной, ни того же Да-нилушку. Вот канонизируют его за прижизненные и посмертные чудеса – что тогда скажут скептики?

Нет, недаром Коломна стала кафедральным городом для всей Мос-ковской епархии. Порукой тому – века нашей веры.

ШИРОТА ДУШИ

У нас, у коломенцев, душа весь мир вместит. Вот купцы Кисловы – взяли, да и подарили усадьбу под Градскую больницу, первую в Подмосковье. А потом взяли другую усадьбу – и устроили там бо-гадельню. А коломенский москвич, купец Ермаков, который всё своё огромное состояние пожертвовал бедным? А купчиха Шевлягина, которая построила водопровод, опять-таки первый в Подмосковье, и подарила его городу?

Дайте срок, вот очухаются коломенцы после пережитого, и явятся у нас новые Щукины да Шевлягины – настоящие люди, о которых не стыдно будет вспомнить!

МОСКВИЧИ И КОЛОМЕНЦЫ

Наша коломенская слава создавалась преимущественно коломен-скими москвичами, которые, как Лажечников или Свешников, уехали в столицу. Или московскими коломенцами, которые, подобно Шервинским или Валерию Королёву, приехали сюда из Москвы и стали патриотами Коломны, возвысив наше имя в истории.

Не будем выяснять, кто какому городу больше принадлежит.

Выпьем за коломенских москвичей и московских коломенцев! Вы-пьем за всех наших славных земляков, где бы они ни находились!

Чернонёбые всех стран, соединяйтесь!

Коломенцы и коломенки! Выше знамя местного патриотизма!