|
Назад
Начало книги >>
Роман Славацкий
Книга Смарагд
(продолжение)
ДИМИТРИЙ УЗНАЁТ О ПОХОДЕ МАМАЯ
В лето от Воплощения Логоса 1380 уведал Димитрий князь, что Мамай-темник идёт на Русь с огромным воинством. Было же сие так. Разослал он дозорных в Поле, а сам ждал вестей в Коломне. И вот однажды, когда великий князь пировал во дворце коломенского наместника Микулы Васильевича, сына тысяцкого, своего братанича, пришёл наш лазутчик с вестью, что Мамай начал орды свои скликать.
И велел князь Димитрий всем князьям и городам русским к Успеньеву дню собрать у Коломны общее войско. Вернулся в Москву, а потом сам поехал в Коломну с дружинами. Шли двумя дорогами, ибо так много было людей ратных и оружных, что не хватало им места на одном пути.
ВСТРЕЧА В НИКУЛЬСКОМ
И пришёл князь великий к своему граду в субботу, на память святого отца Моисея Мурина, сиречь Моисея Ефиопа.
И не доезжая до города, на реке Северке, у села Микульского встретили его коломенские бояры и воеводы. Был ведь обычай встречать дорогих гостей здесь, у подхода ко граду, и провожали гостей тоже до Северки.
И когда увидел князь множество бояр и воевод, вышедших к нему на речной берег, сошёл он с коня, взял горсть земли в десницу свою и сказал: «Братия! Ныне идём защищать землю нашу. И этой самой землёю клянусь – либо спасти Русь, либо голову свою сложить на поле брани!»
И приложил сию землю к устам, а потом бросил сию клятвенную землю в Северку. И возмутилась она; с тех пор, говорят, и помутнели воды северские.
Так совершил он присягу свою на границе между Северским и Микульским.
А Микульским прозвано это село потому, что принадлежало оно боярину Микуле Васильевичу Вельяминову, сыну того Василия, что разделил Пояс коломенский, Илионское золото. Но он о таком позорном деянии отца своего ничего не ведал, а святой Димитрий ему не стал говорить. Ибо с юных лет был он дружен с Микулой Вельяминовым. А Микула ведь был не только брат двоюродный Димитрию, но и свояк ему, ибо он женат был на сестре княгини Евдокии.
И выстроил воевода Микула храм в селе своём в честь тезоименитого святителя, чудотворца Николая. У стен этого храма и встретили великого князя, и с торжеством и ликованием проводили до Коломны, а впереди шёл Микула Васильевич. О славный и храбрый воеводо! Вернёшься ты ещё к храму, тобой основанному, но плотскими очами уже его не узришь!
О ВСТРЕЧЕ ВО ВРАТАХ ПЯТНИЦКИХ
И въехал в Коломну святой благоверный князь Димитрий чрез Спасские ворота, которые ещё в народе называют Пятницкими, ибо рядом с этими воротами выстроена была деревянная церковь во имя святой Параскевы-Пятницы.
А Спасскими сии ворота именуются оттого, что снаружи над ними устроен образ Спасителев, как то делали ромеи в Константине-граде, и как ныне часто делают на Руси, ставя лик Христов над главным въездом в город.
И вот в эти главные врата и вступил князь Димитрий, и вся Коломна встречала его, наипаче же сам владыка епископ Герасим Коломенский, который занял кафедру сию ещё с лета 1373. а теперь хранил кафедру митрополичью и всю Церковь Русскую, ибо тогда не было Митрополита на Руси.
И встретил князя владыка Герасим с крестами и образами, с пением и звоном колокольным. И воспели все тропарь Кресту честному: «Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое, победы православным христианом на сопротивныя даруя и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство». И благословил князя владыка, и отселе пошли они в храм Успенский.
А в память о том дне позднее, уже на каменных вратах, надписали: «Спаси, Господи, град сей и люди Твоя и всех, входящих во врата сии».
МОЛИТВА И СОВЕТ
К тому времени Успенский собор уже очистили от упавших камней свода, и хотя многие почитали сие падение плохою приметою, благоверный князь Димитрий не побоялся войти в недостроенный храм, и там священники и владыка совершили с ним и воеводами молебен водосвятный в приделе святого стратига Димитрия Солунского, пред началом великого похода.
Потом прошёл Димитрий во дворец княжеский и пригласил воевод своих хлеб ясти, и держал совет с воеводами о походе на нечестивого Мамая. Здесь же князь принимал послов Мамаевых.
Святой Димитрий говорил, что не хочет войны, и даже соглашался дань выплатить, как прежде, но татарские послы хотели большего, и переговоры сии обернулись ни во что.
И сказал святой Димитрий владыке Герасиму: «Благослови нас, отче, пойти против этого окаянного сыроядца Мамая!» И владыка благословил его иконою Пресвятой Богородицы, тем образом, что написал, как сказывают, пречудный изограф Феофан Гречин.
И тут же решено было смотр учредить на поле Девичьем.
О ДЕВИЧЬЕМ ПОЛЕ
И пошли рати русские от кремля к Никольцевой дороге, мимо саду Панфилова, и вот уже стяги ревут наволочены у торной дороги в сторону Ордынскую.
Ведь к восточной и южной стране от Коломны-града лежат поля великие, и самое высокое место на берегу Оки называется Девичьей горою, и оттого всё место сие прозвали полем Девичьим. А имя горы той идёт от языческих времён, когда, сказывают, девицы сходились тут и творили тайные обряды свои и игрища. А позднее придумали, что название потому произошло, что здесь будто собирали девушек перед отправкой в полон татарский, как дань ордынскую.
И вот на сих-то полях и собралось войско святого Димитрия. Ибо весьма велико было оно, так что едва могло вместиться в сии необъятные просторы. Двумя дорогами шли от Москвы полки русские, и походу этому, казалось, конца не будет.
Идёт поле сие от оврагов Репенских до Колычёва и до Протопопова, мимо сада Панфилова. И здесь же рядом две переправы: у Протопопова Девичий перевоз, и Голутвинский брод.
Взошёл князь Димитрий с воеводами на гору Девичью и едва мог окинуть взором войско своё. Тут назначили воевод полкам, и начали считать воинов, но так и не сочли, по многолюдству их. Ясно только, что собралось здесь больше ста тысяч ратников, а полки всё подходили и подходили! От века не видала земля Русская такого громадного войска.
О БЛАГОСЛОВЕНИИ СВЯТОГО СЕРГИЯ
Здесь, у Коломны, сказывают, пришла благословенная грамота от Преподобного Сергия. Ведь перед битвой послал благоверный князь Димитрий бояр своих Александра Пересвета, брянского боярина, и друга его Родиона Ослябю за благословением на битву.
И в той грамоте, сказывают, написал святой Сергий: «Постарайся решить дело миром. Если же не удастся, то да поможет тебе Бог и Пречистая Богородица».
И там, в Троицкой обители, Преподобный, говорят, постриг Александра и Родиона в послушники, а иные сказывают, что и в иноческий чин.
Передавали также, что у этого Родиона Осляби вотчина была под Коломной, село Ослебятьевское, близ Митяевой слободы, что принадлежало прежде Митяю, названному Митрополиту, о коем речь была выше.
Получив таковое благословение, возрадовался святой Димитрий, исполнился ратного мужества и пошёл на Дон.
Шли же несколькими путями, по многолюдству. Часть войска переправилась на рязанскую сторону, ибо там ещё были пока московские владения. Князь же Димитрий сказал: «Если кто пойдёт по Рязанской земле, то пусть не коснётся ни единого волоса!». Не хотел он беспокоить князя Олега, чтобы тот своим войском не помешал союзным дружинам.
НА ПУТИ
Князь же великий, шедше, поминал своих предков и сродников: святых Бориса и Глеба. И вложил в душу его Всемилостивый Господь ратное разумение. И так он провёл войска свои, что ни Ольгерд Литовский, ни Олег Рязанский не смогли соединиться с Мамаем.
А к святому Димитрию, напротив, пришли на помощь два брата Ольгердовичи: Андрей Полоцкий и Димитрий Брянский. Решили они помочь своему православному единоверцу, князю Московскому, а отца-католика оставили.
Когда же соединились их рати, стал Димитрий советоваться с князьями и воеводами: здесь ли остаться, или Дон перейти. Князья же Ольгердовичи рекли ему: «Если хочешь крепкого войска, вели перевозиться за Дон, чтобы не было ни у кого и мысли повернуть вспять. А о многолюдстве врага не смущайся: не в силе Бог, а в правде. Вспомни предков своих! Ярослав, перейдя реку, Святополка победил, и святой Александр, перейдя Неву, сокрушил врагов».
И приказал князь великий перевозиться, а после переправы мосты разметать.
И перешли на поле Куликово; еле вместились на поле том: не было места от великой тесноты.
Стали полки устраивать. И помогали князю брат его Владимир Серпуховской, и славный воевода Боброк, и другие князья. Строились дотемна. И тут услышали все вой волчий и галочий крик; собралось зверьё, чуя поживу.
И ободрял святой Димитрий своих воинов. И узрел он прекрасно устроенное воинство, яко воды морские, а над стальным шеломами хоругви, расшитые образами святыми. И став пред великим полком и чёрным знаменем его, на коем помещён был образ Владыки нашего Иисуса Христа, сотворил молитву.
«О Владыко Вседержителю! Воззри оком Своим на людей сих, Твоею десницею сотворенных и Твоею кровию искупленных от работы вражия! Вонми, Господи, гласу молений наших, обрати грозное лице Твое на врагов, творящих зло рабам Твоим. И ныне, Господи Иисусе Христе, молюсь и поклоняюсь образу Твоему, и Пречистой Твоей Матери, и всем святым, угодившим Тебе, и твердому и необоримому заступнику нашему, русскому святителю, новому чудотворцу, Петру. На милость Божию надеемся и дерзаем взывать и славить святое и великолепое имя Твое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков, аминь!»
О БОБРОКЕ ВОЛЫНСКОМ
Наступила ночь. И подходит к святому Димитрию славный воевода, Волынский князь Димитрий Михайлович Боброк, шурин великого князя, ибо он женат был на его сестре Анне. И сказал он: «Хочу, государь, в ночь сию примету свою испытать». А уже заря померкла... Когда же наступила ночь глубокая, Димитрий Волынец, взяв с собою лишь одного лишь князя великого, выехал на поле Куликово... И стали они посреди поля меж двух великих воинств. И обратился Боброк на полк татарский, и слышит: стук великий и клич и вопль, аки торжища сходятся, аки град строится, аки гром великий гремит. А позади войска татарского волки воют страшно очень; на другой же стороне полка татарского вороны клекочут и слышен великий шум птичий. А по левой стороне – словно горы рушатся – гроза гремит, а по речке Непрядве гуси и лебеди крылами плещут.
Говорит князь великий Димитрию Волынцу: «Слышно, брате, гроза великая».
Отвечал Боброк: «Призывай, княже, Бога на помощь!»
И обратились на полк русский – и была тишина великая...
Речет Волынец: «Видишь ли что, княже?»
Он же рече: «Вижу – многие огненные зори поднимаются».
И молвил Волынец: «Радуйся, государь, это добрые знамения, только Бога призывай, и не оскудевай верою!» И паки рече: «И ещё есть у меня примета; хочу её испытать».
И сошёл с коня, и приник к земле десным ухом, и слушал долго. Встав же, ничего не сказал, только вздохнул тяжко из глубины сердца.
Молвил ему князь великий: «Что сие, брат Димитрий?» Он же молчал, не хотя говорить. И паки рече святой Димитрий: «Что сие, брате?» И снова промолчал Волынец. Князь же великий остановил его, вновь принуждая ответить. И тихо молвил Боброк: «Сведал я две приметы, и одна тебе на пользу, другая же – на скорбь. Слышал землю, звучащую надвое. С одной стороны – словно некая жена напрасно плачущая о детях своих еллинским гласом. С другой же стороны – точно некая девица единожды вскричала плачевно, словно свирель некая; так что слышать жалостно очень. Я до сего дня теми приметами множество боёв испытал; и оттого крепко надеюсь ныне на милость Божию, молитв ради святых страстотерпцев Бориса и Глеба, сродников ваших, и прочих чудотворцев, русских поборников, ибо чаю победы над погаными татарами. А твоего христолюбивого воинства много падёт, но всё же твой верх, твоя слава будет».
Услышав это, князь великий прослезился и рек: «Господу Богу всё возможно, всех нас дыхание в руке Его!»
И сказал Волынец: «Не рассказывай, государь, войскам ничего из того, что мы сейчас видели и слышали. Только каждому воину повели Богу молиться и святых Его угодников призывать на помощь. А рано утром вели им всходить на коней своих и каждому воину вооружаться крепко и крестным знамением ограждаться, ибо это есть самое грозное оружие на тех, кто с нами поутру хочет свидеться».
И в ту ночь дал Боброк Волынский обет построить на своих землях под Коломною монастырь, если будет победа и русские одолеют нечестивых агарян; а великий князь был свидетелем и участником того обета.
ВИДЕНИЕ ФОМЫ КАЦИБЕЯ
Был же некий коломнятин, Фома Кацибей, разбойник, родом, говорят, из крещёных татар. Молва о нём шла худая, но ради удали и мужества его, поставил великий князь Кацибея в ту самую ночь в дозор на реке Чурове.
И ради исправления и уверения дал ему Бог в час тот видеть видение великое. Взошёл он на высокое место и вдруг узрел облак огромный, от востока идущий, точно некий громадный полк, к западу. От полуденной же стороны пришли два юноши, облачённые в светлые багряницы, лица их сияли, как солнца, а в обеих руках сверкали острые мечи. И сказали они тёмным воеводам: «Кто вам повелел истребить Отечество наше, которое нам Господь даровал?!» И начали их сечь и рубить и всех иссекли, ни единого из них не осталось.
И после того страшного видения пришёл Фома в разум, и крепко уверовал в Бога, целомудрен и смыслен стал. Утром пришёл он ко князю и поведал видение своё только ему единому.
Князь же великий тихо сказал ему: «Не рассказывай этого, друг, никому».
И сотворил крепкую молитву Господу ради заступничества святых мучеников Бориса и Глеба, чтобы помог Господь, как прежде помогал Моисею на Амалика, и Ярославу на Святополка, и князю Александру Невскому на короля римского. Да не рекут страны неверных: «Где есть Бог их, на Него же уповаша?», но да смирятся перед силой и славою Бога христианского.
КУЛИКОВСКАЯ БИТВА
Наутро же начался ужасный бой. И когда двинулись рати, дрогнуло великое поле, как в час землетрясения. На князе же великом был крест-мощевик с частицей Креста Господня, что прежде, говорят, была в Коломне. И воззрел князь на небо и сказал из глубины сердца: «Братие, Бог нам прибежище и сила!». И отдал свой плащ и знамя воеводе Бренку, сам же стал среди прочих ратников.
Не нам бы, но вещему Омиру, еллинскому певцу, сказывать о таковой страшной битве! Ибо здесь не два войска, но словно бы два моря схлестнулись. Перед самой битвой сошлись два поединщика: от нас – преждереченный брянский боярин Александр Пересвет, а с татарской стороны – богатырь Челубей. И оба они пали в той первой схватке: Челубей сразу грянулся оземь, а Пересвет обнял шею коня и доскакал к своим. Когда же сняли его с седла, испустил дух, отошёл ко Господу. И то, что не сразу он упал, а вернулся к своим, то сочли добрым знаком.
А потом сошлись полки, подобно водам морским, и неба не стало видно от стрел, а земли – от крови человеческой. И трупы громоздились на трупы, подобно горам.
Воеводу Бренка, который надел княжеский плащ, убили, а святого Димитрия, что подобно простому ратнику сражался в главном полку, оглушили, так что пал он и лежал, почти бездыханный; лишь крепкая броня спасла его.
Поначалу стали татары одолевать, но, когда они уже далеко зашли в полки русские и уже чаяли победу, нежданно обрушился на них засадный полк Димитрия Боброка-Волынца и князя Владимира Храброго. И побежали татары, и столько их пало в битве той, что невозможно счесть, иные говорят – тысяч с двести. А русских из ста пятидесяти тысяч пало больше половины, а кто говорит – две трети.
Коломенский полк был едва ли не весь изрублен. Одних бояр погибло двадцать человек. А среди них – воевода наш, Микула Васильевич Вельяминов, сын тысяцкого. И Андрей Иванович Серкизов погиб в том бою, знатный князь, у которого имение было под Коломной, о чём мы уже сказывали; а в битве командовал он полком Переяславским.
Несколько дней погребали русские воинов своих убиенных, а крови людской столько было пролито, что Дон-река три дня был красен от крови той.
На битву взял с собой Димитрий из Коломны, из собора Успенского, ту дивную икону, о которой мы прежде сказывали, греческого письма, двойную. Ни стрелы, ни кровь не коснулись её. И с той поры тот образ прозван был Донской иконою Богоматери. А великого князя Димитрия Ивановича прозвали Донским.
И взял он с собой ту дивную икону, и поставил её в Успенском соборе Коломенском, и с тех дней стали считать храм сей памятником битвы Куликовской и часто называли его тоже Донским, ибо в нём хранилась Донская икона Пречистой Девы.
ПЛАЧ КОЛОМЕНСКИЙ
После победы ратной отправил князь Димитрий вестника на Русь. И на рассвете, в воскресенье, на день Иоакима и Анны, примчался гонец и провозгласил о победе, и о потерях наших, и многих коломенцев павших называл по именам. А народ ждал вести на стенах крепостных. Когда же прозвучали слова посланца, тут и воспели щуры жалостные песни у Коломны на заборолах. То ведь не щуры воспели жалостные песни – восплакались жёны коломенские, так причитая: «Москва, Москва, быстрая река, зачем залелеяла мужей наших от нас в землю Половецкую?» И так плакали: «Можешь ли, господин великий князь, вёслами Днепр заградить, Дон шеломами вычерпать, а Мечу реку трупами татарскими запрудить? Замкни, государь князь, Оке реке ворота, чтобы поганые к нам не ездили! Утрудила рать мужей наших, пали они на полях за Доном!»
ВСТРЕЧА ДИМИТРИЯ
Когда же благоверный князь Димитрий возвращался в Коломну, жители здешние и священники удерживали жён и девиц, и упросили их не плакать, дабы не омрачить великую радость победы.
И встретил владыка Герасим великого князя с воеводами во вратах градских и снова благословил его, и со всем освященным собором воспел хвалу Богу за неизреченную милость Его к земле Русской.
СИБОЛОВ ЛУГ
Не всех воинов погребли тогда на поле Куликове. Но знатнейших и любимейших бояр воины забирали с собой и везли в колодах на родину. И Микулу Вельяминова воины тоже взяли с собой и привезли в село Микульское.
А на Северке, между сёлами Северским и Микульским, есть поле большое, и речется оно – Сиболов луг. Тут, говорят, русская сила была, оттого и прозывают луг сей Сиболовым. На том лугу отдыхало войско святого Димитрия, там осматривал он уцелевшие дружины свои. Там прощался он и с другом своим, воеводою Микулою Васильевичем.
Схоронили воеводу Микулу в храме Никольском деревянном, что построил он в селе своём и который стал надгробием ему.
А ещё говорят, что микульские привезли с собою и других убитых, а некоторые русские воины здесь, на Сиболове, умерли от ран. И схоронили их на лугу сем, и на месте могил их поднялись курганы. Деревья выросли на могилах этих, оттого и называются те курганы Куликовы кустики...
А в церкви святителя Николая, как нам сказывали, по временам ночью совершается невидимая Литургия. То сбираются души павших и молятся Господу сил. Так ли сие, или нет, не ведаем. Но передавали старики, что слышали по ночам незримый хор.
О БОБРЕНЕВЕ МОНАСТЫРЕ
В лето 1381 по Рождестве Господа заложил Димитрий Михайлович Боброк-Волынский, согласно обету своему, что дал он на поле Куликове, монастырь на левом берегу реки Москвы, против Коломны, в версте от неё, среди прекрасной и просторной равнины.
Ведь у того воеводы Волынца два имения было у Коломны; одно на правом высоком берегу, между Коломною и Голутвиным, что называется Боброкова слобода (и в той слободе храм Всех Святых), а второе – через реку против Коломны.
И святой благоверный князь Димитрий Донской начал строить в том монастыре собор белокаменный; и в одно лето сложили его, ибо князь Московский, как уже было сказано, вошёл в обет воеводы своего. Иные же сказывают, что исперва храм был деревянный, а каменный построила позднее вдова великого князя, благоверная Евдокия, в память о Донском.
Три имени есть у монастыря сего. Во-первых, называют его Богородице-Рождественским, ибо Куликовская сеча была на праздник Рождества Богородицы, что приходится на сентябрь 8 дня, в честь праздника сего и собор освятили. Во-вторых, именуют его Обетным, потому что поставлен он по обету княжескому. В-третьих же, называют его Бобреневым, ибо святой Димитрий так обращался к своему воеводе: Бобреня, и монастырь его прозвал Бобреневым.
Волынец ведь был шурин великому князю, как мы уже сказывали; тот отдал за него сестру свою Анну.
Два храма в монастыре сем. Первый – великая соборная церковь во имя Рождества Пречистой, а второй – в память Входа Господня в Иерусалим.
С той поры возносят в обители этой сугубые молитвы о упокоении вождей и воинов, на поле Куликове убиенных, а для всеобщего поминовения стольких убитых воинов учредил князь Димитрий Донской (вернее сказать – Церковь Русская установила по его прошению) Димитриевскую родительскую субботу, что отмечают перед праздником святого Димитрия Солунского, ибо сей древний воин был тезоименит князю Донскому. И славно украсили Бобреневу обитель, иконами, и сосудами, и книгами. И стала обитель сия источником воды живой, вечных словес спасения, ибо здесь не только говорили от Святого Писания, но и переписывали священные книги: и Святое Евангелие, и творения Отцов, и многие иные книги духовные.
Ещё сказывают, что из того монастыря был ход из-за стен – к реке Москве, для прихода лихих людей, чтобы можно было рекою спастись в кремль Коломенский или вестника отправить за подмогой.
Но теперь того хода нет; обрушился он от времени; начало же ему, как сказывали, было в соборе монастырском.
Так воздвиглась у Егорьевской дороги эта крепость духовная: погибшим в поминовение, а живым – в просвещение и помощь; и не всуе труждались зиждущие.
После кончины Димитрия Донского князь Боброк от московского престола удалился. Иные сказывают, что погиб он в одной из браней междоусобных, сражаясь за великого князя, другие же – что принял он постриг монашеский и поселился в Бобреневе монастыре, им основанном. Правда ли это – нам неведомо, но говорят, что прежде показывали место, где была могила Боброкова. Ныне же место сие затерялось.
ТОХТАМЫШ И ОЛЕГ
В лето 1382, в тот самый год, когда коломенский Успенский собор окончательно свершён был, правитель Орды, нечестивый Тохтамыш, пошёл на Русь. Великий же князь Олег Рязанский, чтоб избегнуть разгрома татарского, присягнул на верность ему и указал броды по Оке, где лучше переправиться на берег Московский.
И нежданно напав на Московскую землю, Тохтамыш взял и сжёг Коломну, а после пошёл на Москву и взял её, не военной силой, а клятвопреступлением и изменой.
О, сколь жалостное зрелище!.. Как перечислить людей избиенных, святыни поверженные, богатства разграбленные, сокровища книжные, в огне погибающие?
Когда же Димитрий Донской, собрав войско, пошёл на Тохтамыша, тот, подобно твари мерзкой, утёк в Орду, лишь задний полк его удалось настичь и погромить.
Тогда и напал князь Донской на Рязань, а князь Олег, уведав о том приходе, бежал в Поле. И погромил святой Димитрий всю Рязанскую землю, так что Олегу показалось хуже набега татарского, и думая одной беды избежать, он ещё горшую получил.
БИТВЫ С ОЛЕГОМ
И жестокое розмирие начало терзать княжества Рязанское и Московское. И в лето 1385 пришёл князь Олег к Коломне.
В то лето зловещие знамения творились: свет помрачился на много дней и ночей, так что птицы падали на землю и воду, не зная, куда лететь, а люди не смели перебираться по рекам и озёрам, ибо не видно было пути.
И в сие лето взял Олег Рязанский Коломну, захватил нежданно, и лучших людей, поймав, увёл в плен, и наместника княжьего, Андрея Александровича Остея, пленил, и захватил множество злата и серебра, и всякого товара, и отошёл в Рязанскую землю со многим полоном и великим богатством.
Димитрий Донской, собрав дружину, послал её на Рязань с братом своим двоюродным, Владимиром Андреевичем Серпуховским, что храбро бился в Куликовскую сечу. Но на сей раз ничего не успели сделать рати московские. Только в жестоком бою напрасно потеряли многих князей и бояр и дружинников.
ЗАМИРЕНИЕ
Понял святой Димитрий, что силою ничего не добьётся. Тогда пошёл он в Троицкий монастырь, к Преподобному Сергию, и молил его идти в Рязань, склонять на мир великого князя Олега. Было же это в месяце сентябре.
И чудный старец Сергий внял молению великого князя и сам отправился посольством в Рязань Филипповым постом и прошёл землю Московскую и волости Коломенские и вошёл в землю рязанскую и во град Переяславль говорить с князем Олегом о вечном мире и любви.
Достойно ли Рязани спорить с Москвою о Коломне, когда волости Коломенские к Москве прилежат уже целое столетие почти? Признает ли Коломна Рязань оттого, что будет Олег воевать с Москвой? Упразднится ли епархия Коломенская оттого, что рязанцам обидно за дела прадедов? И не лучше ли со своими идти на татар, нежели страдать от русских же?
Мудрыми и дивными речами увещевал Преподобный Сергий Олега Рязанского. И умилился рязанский князь, и согласился на мир вечный. Договорились они встретиться с Московским князем на старой коломенской границе, на реке на Северке. И пришли на Северку и здесь заключили вечный мир между Москвой и Рязанью, и великий князь Олег отдал Москве коломенские волости и признал себя молодшим братом Московскому князю, и обещались они стоять друг за друга в мире и войне. А Димитрий отдал благоверному Олегу волости, что на правом бреге Оки, на рязанской стране.
Было же сие в лето от Рождества Господа 1386.
А на следующий год выдал князь великий Димитрий Донской дочь свою Софию за сына Олега, Феодора.
КОНЧИНА СВЯТОГО ДИМИТРИЯ
В лето 1389 почуял великий князь Димитрий приближение смерти. И призвал к себе семью и ближних бояр, и прощался с ними. И по духовной грамоте златопечатной разделил свои вотчины, а старшему сыну Василию дал Коломну и завещал ему остатки Илионского золота. И наказал детям своим во всём слушаться матери. И простясь со всеми, и отдав всем последнее целование, сложил руки на груди и почил сном вечным.
Умер благоверный князь Димитрий мая 19, на память святого мученика Патрикия, на пятой неделе по Пасхе, в среду, в два часа ночи, не достигнув и сорока лет жизни своей. Потрудился он во славу Руси, и на брани становился за ближних своих, и поранен был на поле Куликове. И даровал ему Господь отдых от трудов княжеских и ратных.
Когда же уснул вечным сном Василевс Русский, воздух возмутился и земля потряслась, и на соборной звоннице в Коломне колокол ударил, и страшился народ и говорил: «Что ныне свершается?!» А этой ночью в Москве святой князь Донской ко Господу отходил. Когда же умер, то лик его просиял, яко ангельский.
И великая скорбь наступила по всей Руси, наипаче же – в Коломне, граде его любимом, и весь народ русский рыдал о великом князе Московском и – дерзну сказать – о Царе Русском.
ПЛАЧ ЕВДОКИИ
Увидев же мёртвым на одре лежащим супруга своего, княгиня восплакалась горьким гласом, слезами огненными, и ударила в перси руками своими. И был голос её, яко труба ратная, яко ласточки ранний глас, яко сладковещающая свирель.
«Как же умер ты, жизнь моя дорогая, меня едину вдовою оставив? Почто я прежде не умерла? Как зашёл свет от очей моих! Куда отходишь, сокровище жизни моей, почто не промолвишь ко мне? Цвет прекрасный, что рано увядаешь? Сад многоплодный, уже не подашь плода сердцу моему и сладости души моей! Отчего, господин мой милый, не взглянешь на меня, не промолвишь ко мне на одре своём? Ужели меня забыл? Чего ради не посмотришь на меня и детей своих, отчего им ответа не даёшь? На кого меня оставляешь?
Солнце моё – рано заходишь, месяц мой светлый – скоро исчезаешь, звезда восточная – зачем к западу грядёшь? Царь мой, как приму тебя, как обниму тебя, или как тебе послужу? Где, господин, честь и слава твоя, где господство твоё? Господин всей земли Русской был – ныне же мёртв лежишь, никем не владеешь! Многие страны примирил, многие победы явил – ныне же смертию побеждён. Изменилась слава твоя и облик лица твоего обратился во истление... Жизнь моя, как приласкаюсь к тебе, как повеселюсь с тобою? Вместо многоценной багряницы – в бедные ризы облачаешься, не мною расшитую одежду надеваешь, вместо царского венца бедным сим платом главу покрываешь, вместо палаты красной гроб себе приемлешь!
Свете мой светлый – зачем помрачился? Гора великая – почто рушишься? Если Бог услышит молитву твою – помолись о мне, о своей княгине! Вместе жила с тобою – вместе ныне и умру! Юность не отошла от нас, и старость нас не настигла... На кого оставляешь меня и детей своих? Не много, господин, нарадовалась с тобою: за радость и веселие печаль и слёзы пришли ко мне, за утеху – сетование и скорбь явились. Почто родилась я, и родившись, как не умерла прежде тебя, да не видела бы смерти твоей, а своей погибели?
Не слышишь ли, княже, печальных моих словес, не умиляют ли тебя горькие мои слёзы? Крепко, господин мой драгой, уснул – не могу разбудить тебя! С какой войны пришёл, истомился так сильно? Звери земные на ложе своё идут, а птицы небесные к гнёздам своим летят, ты же, господин, от дома своего не радостно уходишь! Кому уподоблюсь, и как себя нареку? Не знаю сего! Женою ли себя назову? Лишилась я царя! Старые вдовы – утешьте меня, а младые вдовы – поплачьте со мною: вдовья беда тяжелее всех у людей. Как восплачу или как возглаголю: «Великий мой Боже, Царь царям – Заступник мне будь! Пречистая Госпоже Богородице, не остави мене, во время печали моея не забуди мене!»
И принесли князя в церковь Архангела Михаила, и погребли месяца мая в 20 день.
Продолжение следует >>
Текст публикуется в авторской редакции, с сохранением орфографии и пунктуации.
Назад Наверх
|