Назад
Наташа и космос
"Что за мастерское создание человек! Как беспределен в своих способностях, обличьях и движениях! Как он похож на ангела глубоким постижением!" И, наверное, стоит согласиться с принцем Гамлетом. Ибо у нас, у "квинтэссенции праха", есть поистине божественная способность... Интуиция! То, что непостижимым образом позволяет маленькому, бренному и конечному человеку схватывать и постигать бесконечность. И в высшей степени это загадочное качество свойственно поэту.
У Натальи Красюковой эта способность проявляется самым удивительным образом. Вообще её поэзия в истории Коломны представляется чем-то исключительным. Конечно, это очень "девчачьи" стихи. Но в них совершенно непостижимо сплетается легкомысленная непосредственность и тонкое мастерство – наследие акмеизма. Поразительно яркие детали, достойные Кузмина и ранней Ахматовой, придают стиху объёмность, наполняют его звуками, запахом, осязаемостью! Причём всё это без малейшей натужности, естественно, как бы "само собой".
И вот уже вспыхивают праздничными огоньками милые приметы детства: бумажные снежинки на стекле, шарф, утыканный высохшими репьями, нежные касания снегопада и пышные сугробы, на которые так легко падать ребёнком.
И вот сверкают разноцветными слайдами образы пробуждающейся влюблённости. И оказывается, что любовь таится в совершенно простых и даже смешных вещах: в семечках подсолнуха, в крошечных бумажных корабликах, в колкой шерстяной плоти...
А знаешь, твой свитер всё так же и греет, и колется, Шерстью касаясь: «Не бойся, я рядом, я здесь».
Господи, это же не свитер "греет и колется", а мужская нежность и преданность!
Хотя первое чувство так ранимо и так беззащитно... Всегда кто-то любит больше, а кто-то – меньше. И это неравенство заканчивается болью. И жёлтый свет подсолнухов, летняя жара, стрекозы и стихи Гумилёва могут обернуться внезапной пустотой.
Я сидела в панамке и любила тебя всеми своими веснушками… Неужели теперь это всё больше не нужно?..
От этой панамки и веснушек от этого ослепительного лета сердце замирает. И вдруг: "всё это больше не нужно?" Сколько ранимости в этом горестном "неужели"! И что значит "всё это"? Не кораблики, не стрекозы, не юношеский трёп – а чувство. Обманутое, в сущности, чувство...
И с каким мастерством, с какой естественностью сделано стихотворение! Взять хотя бы рифму "веснушки – не нужно". Строго говоря, это вообще не рифма; но ведь ложится, и, что называется – "в десятку"!
Но дело не ограничивается акмеистическим "духом мелочей". Вместе с весенним рассветом и горечью тополиных почек, прилипающих к подошвам, в стихи входит Город.
А осенью:
Как всегда, подойдёт с опозданьем девятый трамвай И, скрипя, по несмазанным рельсам покатится вниз.
Не рельсы, конечно виноваты; кому в голову придёт их смазывать? Это трамвай скрипит, как несмазанная дверь, но от этой неправильности метафора расширяется, становится объёмной.
А за Городом открывается Космос.
Что заставляет лирическую героиню Натальи Красюковой что-то искать "в пустоте межзвёздной"? Почему для неё "северный воздух звенел голубым колокольцем"? В этом космосе смешивается небо и человек.
Я впустила тебя в раскрылье окна, Как впускает ветра бесконечная осень, Поднимает осколки из бездны волна И взахлёб за собою куда-то уносит… Я впустила тебя. И когда ты вошёл, Распахнув, словно плащ, это небо из стали… Далеко-далеко на пастуший рожок Облака собирались и в прятки играли.
В этом весёлом космосе из какого-то заоблачного акрополя приходит неведомый бог И на зиму вяжет себе разноцветные гетры.
Этим стихам свойственная радостная витальность, и пугающий космизм перекрывается самоиронией, столь нехарактерной для "дамской" поэзии.
Вот стихотворение с традиционным началом.
Разгляди во мне казачку, Поцелуй меня в уста. В нашей близости незрячей Проступает нагота.
Невольно думаешь: ну, сейчас начнётся "эротизм"! А вместо этого
В звонкий щебет соловьиный Ночь вплетает вдохи трав. Но казак проходит мимо, Ничего не разгадав.
Лишь бы Наталья не загордилась; перспектива-то у неё блестящая. Стихи вскипают, словно игристое вино в хрустальном бокале, словно россыпи звёзд в холодном ночном небе. И хочется снова и снова пить это вино.
Р.С.
Наталья Красюкова
ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
* * *
Коснись меня, как в детстве, – снегопадом, Перестилая под ногами твердь. Как мягко было в детстве падать И как легко – лететь,
В нескошенном бурьяне заблудиться, Шарфом цепляя высохший репей… И, вспоминая снег Аустерлица, К стеклу снежинки прикреплять на клей.
Как много было ветра и мороза, Пропахшего сосновою смолой! И я искала в пустоте межзвёздной То, что нашла потом – с тобой.
* * *
А помнишь, как мы ели подсолнухи, раскрываясь от жёлтого света? Как складывали кораблики из розовых смятых железнодорожных билетов?
Как держали друг друга за руки и на руки садились стрекозы? Ты читал наизусть Гумилёва и что-то из прозы…
Я сидела в панамке и любила тебя всеми своими веснушками… Неужели теперь это всё больше не нужно?...
* * *
Вечер упал холодным обмороком, Мухой застрял меж оконных рам... Жадно, как волк, тяжело, словно волоком, Перевожу тебя по слогам.
Соединяю слова и даты Звеньями ржавой железной цепи, Я провожаю тебя, как солдата, Чтобы не сметь потом найти.
* * *
Нам улыбнулась зима, И мы родились во время друг друга, Не раньше, не позже, а точно в назначенный срок. Ты говорить научился, конечно, у вьюги. Я научилась молчанью у снежных дорог.
Северный воздух звенел голубым колокольцем, Солнце качая от края до края небес. А знаешь, твой свитер всё так же и греет, и колется, Шерстью касаясь: «Не бойся, я рядом, я здесь».
* * *
Пропади в этих сумерках без вести и навсегда, Как дожди, растворись в заоконной кофейной гуще, Пусть останется мне от тебя только эта вода, Так будет лучше.
Пусть останется мне старый зонт раскрывать по утрам И выглядывать изредка – скоро ли кончится дождь. Не пиши мне разводами в лужах немых телеграмм, Не тревожь.
Как всегда, подойдёт с опозданьем девятый трамвай И, скрипя, по несмазанным рельсам покатится вниз. Я прощаюсь с тобой и прошу: «Уезжай, уезжай…» А лучше…проснись.
* * *
Там, где дорога наши смешала следы, Выросли чертополох и цикорий… Мы – как бурлящий поток мутной воды, Нервно впадающий в очередное море…
Там, где на камне осталось наше тепло, Теперь – только лиственный плащ осеннего ветра… Да вечерами приходит неведомый бог И на зиму вяжет себе разноцветные гетры.
* * *
Возведённое в степень И забытое, рано ли, поздно ли, Это всё повторится иль вспомнится, может быть: Табаком и дорогой пропахшие ваши ладони, Этот август, обветренный и неухоженный…
Все различия, в сущности, так незначительны, Просто числа другие, другие обои в комнате, На разных страницах закладки у книг недочитанных, Разные столбики ртути на ржавых термометрах…
В этой изменчивой жизни лишь две постоянные – Те, что друг с другом рядом сквозь все расстояния, Вроде бы не сумасшедшие, даже не пьяные, Разве что августом полные и осиянные…
Всё повторяется тысячи раз по-новому. Я между строк растворяюсь, как в ваших объятиях. Пахнет на улице после дождя сосновою Хвоей И лепестками цветов полевых от платья.
* * *
Я впустила тебя в раскрылье окна, Как впускает ветра бесконечная осень, Поднимает осколки из бездны волна И взахлёб за собою куда-то уносит…
Я впустила тебя в беспробудные сны, Как впускают грачи между перьев ночную Тень от вогнанной в небо краюхи луны И взлетают, когда колыбель их качну я.
Я впустила тебя, как впускают на борт Капитана давно затонувшего судна У немыслимых, невычислимых широт, До которых доплыть и во сне даже трудно…
Я впустила тебя. И когда ты вошёл, Распахнув, словно плащ, это небо из стали… Далеко-далеко на пастуший рожок Облака собирались и в прятки играли.
* * *
Разгляди во мне казачку, Поцелуй меня в уста. В нашей близости незрячей Проступает нагота.
И вминая в землю травы, Оступись у ног моих, Дай ладоням вскучерявить Чёрных кудрей перелив.
Расплети тугие косы, Разметай их по плечам. Месяц взгляд стыдливый бросит, Перегнувшись пополам.
В звонкий щебет соловьиный Ночь вплетает вдохи трав. Но казак проходит мимо, Ничего не разгадав
* * *
Ангина…и запах мёда, И быстрый горячий глоток… Осенняя непогода Заполнит больничный листок.
И будут в окне немытом Сырые узоры лип Качаться и долго сыпать Свой лиственный жёлтый всхлип.
Спи, город, вспотевший простудой, В пижаме рассвета и сна. А я перемою посуду, Как будто совсем не больна.
* * *
Что же я о встречах да разлуках Исписала вечера, истратила? Думала, что просто разлюблю, как Неудачника-завоевателя…
А теперь не в счёт ни дни, ни месяцы – Даже цвет не важен глаз и запонок. Жаль, что в бесконечности не вместятся Все переплетенья наших запахов.
Далеко ли, близко – в неизвестности Расстоянье кажется немыслимым. Оторвись от тела и поверхности, Только так почувствуешь, срослись ли мы.
* * *
Лето начнётся внезапно и очень скоро: Тополь уже выпускает из почек горечь, И, растворяя в зелёном ознобе город, Ветер на первой траве проверяет почерк.
После грозы опьянев от цветущей вишни, Новые песни придумают люди и птицы. В окна раскрытые ночь напролёт будет слышно, Как лепестковый снег на траву ложится.
Вы приезжайте сюда как можно скорее, Без обещаний, условий и псевдонимов. Может быть, в дом на подошвах ещё успеем Горечь от почек перенести тополиных.
Текст публикуется в авторской редакции, с сохранением орфографии и пунктуации.
Назад Наверх
|