Назад

С. М. Прохоров

Зачем святые ходят по земле...

Из записей городского фольклора последнего времени

Текст публикуется в авторской редакции, с сохранением орфографии и пунктуации.

Зачем святые ходят по земле...

Из записей городского фольклора последнего времени

Фольклорные записи на Коломенском Посаде в постсоветский период хорошо выявляют интерес информантов к церковным легендам. При этом среди вновь записанных легендарных сюжетов о святых стали распространяться и те, которые на первый взгляд не имеют традиционных «корней» в коломенском фольклоре. Все они передаются, да и воспринимаются рассказчиками и слушателями не как сведения о далеком прошлом, а как мемораты, то есть воспоминания о происшествии из жизни самого информанта, в котором он сам принимал участие.

Рассмотрим характерный рассказ, записанный во время фольклорной практики 7 июля 1998г. от 75 - летней коломенки Марии Кузьминичны Фурсовой[1], уроженки Воронежской области, студентками М. Лазаревой и С. Коптеловой.

Интересно, что колоритная личность информантки привлекла внимание студенток, и М. Лазарева сочла необходимым сделать на полях дневника помету: «Эта женщина считает себя очень грешной, говорит, что ходит по огню, что у нее много врагов среди людей». Приведем рассказ М. К. Фурсовой:

Двенадцать лет назад (на Благовещенье), когда служба в церкви уже закончилась, в дверь постучался человек. Мужчина. Прилично одет. С дипломатом. Но очень похож на Сергия Радонежского. Попросил, чтобы я провела его в церковь. Там он сказал сторожу, что он «из святых мест Киева» и ему нужно увидеть нашего батюшку или матушку. Я подумала, что он от какого-нибудь церковного начальства. Сторож передал батюшке Александру его слова, вернулся и передал ответ: «Батюшка Александр и матушка выйти не могут, а пускать не велят». «Ничего, не бойтесь, - ответил он, - я в гостинице переночую, а их завтра навещу». Это были его последние слова. Сказал так и ушел.

Утром мы опять говорим отцу Александру: «Приходил вчера к вам человек, говорил, что нужно ему с вами повидаться и обещал сегодня навестить». Батюшка ответил: «Коли надо, так подошел бы». И пошел на службу. Когда закончилась служба, и все вышли из церкви, налетел трехминутный вихрь и сорвал с купола крест.

Мы все сидели и думали: кто же это мог бы быть? Стали этого человека искать, а он пропал. И тогда я и поняла, кто это был. Так - то вот их святой Сергий и «навестил».

Бесспорно, предложенный вашему вниманию рассказ вполне укладывается в серию легенд о посмертных деяниях святого, которые мы читаем среди многократно записывавшихся фольклорных видений[2]. Инвариантной основой всех их является схема:

1. рассказ о себе; 2. изложение событийной части видения; 3. упоминание награды или кары святого; 4. исчезновение святого.

Однако, как уже отмечалось выше, в отличие от классических легендарных текстов наша запись оформлена не как рассказ о событии далекого прошлого, а как личное воспоминание.

Видения-воспоминания в истории русской литературы встречаются нам не только среди фольклорных записей, но и среди книжных, житийных рассказов о посмертных чудесах. Например, в рамки предложенной выше схемы, иногда несколько осложненной[3], имплицированы рассказы о явлении Сергия Радонежского после смерти, читаемые в «Книге о чудесах преподобного Сергия» Симона Азарьина[4] или в «Сказании Авраамия Палицына[5]».

Можно предположить, что форма воспоминания актуализирует рассказ, приближая святого к информанту. Последнее обстоятельство кажется нам особенно интересным. Современному человеку уже недостаточно убедиться, что святой в принципе бессмертен и влияет на жизни своих далеких потомков. Ему важно знать, что он влияет именно на его судьбу.

В тоже время, записанный в Коломне рассказ вполне соответствует жанру мемората. То есть его рассказчица убеждена, что она сама участница событий, о которых повествует. К тому же обнаружить жанровую константность, которая характерна для легенды, с её устойчивым сюжетом, известным достаточно широкому кругу информантов и слушателей, не представилось возможным[6]. Во время той же самой практики история об упавшем кресте была рассказана нам группой мужчин - рабочих спасательной станции на Москве реке. Они говорили, что «крест упал просто от ветра». Реставратор Н. И. Шепелев рассказал, что крест был неправильно установлен, подтекавшая вода вызвала гниение державших его конструкций, а при ветре крест упал.

Мы видим, что связь падения креста с отказом нерадивого настоятеля храма приветить Сергия Радонежского присутствует лишь в первом рассказе. Что не случайно. Вспомним, что для этого информанта весьма характерны размышления о собственной греховности и ожидании неминуемой кары за нее.

Среди коломенских легенд о св. Сергии, нередко встречается сюжет об изгнании святого из города, когда он просит воды. Иногда легенда облекается в более или менее «благочестивую» оболочку (Сергия прогоняют женщины, побоявшиеся незнакомого мужчину), в некоторых легендах горожане выгоняют его, зная, кто перед ними. В первом случае святой не карает. Не получив воды, он изводит источник из сухого глинистого берега Оки[7]. Во втором случае город получает позорное для него имя - кличку «Колом-мя» и засушливый климат[8].

Рассказанная М. К. Фурсовой история сочетает особенности того и другого типа: благочестивые визионерка и сторож противостоят настоятелю, забывшему притчу о добром самарянине. Отсюда намеченный ею мотив: «Ничего, не бойтесь, я в гостинице переночую, а их завтра навещу[9]». Тем самым герой заверяет тех, кто искренне желал, но не сумел помочь ему, в том, что на них его гнев не распространится. Одновременно с тем он подчеркивает, что еще явится настоятелю и его супруге. Интересно, что в итоге наказание со стороны святого не распространилась не только на визионерку и сторожа, но и на всех, кто находился в то утро в храме. Никому из них крест не причинил вреда. Наоборот, священнику придется поднимать его на купол, искупая тем свое нерадивое поведение. Кроме того, упавший крест сам по себе является определенным символом: он знаменует отказ Бога от этого храма.

Можно предположить, что именно падение креста и является композиционным и семантическим ядром мемората, инспирирующим необходимость объяснить событие вмешательством потусторонних сил: «Мы все сидели и думали: кто же это мог бы быть? Стали этого человека искать, а он пропал. И тогда я и поняла, кто это был. Так - то вот их святой Сергий и "навестил"». В случае, если наше предположение верно, генезис рассказа можно представить следующим образом:

I. Источники легенды в реальной истории падения креста

1. Факт падения.

2. Осмысление его как знакового.

3. Припоминание предшествующих событий.

II. Сопоставление реального факта с известными сюжетными или жанровыми инвариантами

4. Выявление среди них необычного происшествия.

5. Опознание вчерашнего гостя как св. Сергия.

6. Припоминание событий и легенд, связанных с этим святым.

III. Существование новой легенды

7. Имплицирование факта в традицию видений

8. Развитие сюжета рассказа как видения-мемората.

9. Закрепление сформировавшегося текста в памяти информанта.

Как мы видим, члены внутри каждой из трех триад связаны между собой, образуя новую: К тому же каждая триада схемы заканчивается тезисом, связывающим ее с идеей памяти, что придает схеме неожиданную стройность.

Обращаясь к нашей схеме, мы можем увидеть механизм возникновения новой легенды. Опираясь на него, попытаемся раскрыть до сих пор оставленный нами без внимания мотив, соединивший «святые места Киева» и Благовещенье. Как помним, незнакомец прибыл в храм из Киева, а события произошли на Благовещенье. В одном из известных житийных рассказов[10] Сергий Радонежский, не желая ссориться со своим родным братом игуменом московского Богоявленского монастыря Стефаном, решил уйти из Троицкого монастыря в другое место. При этом он отправляется «ко игумену Стефану, родом из Киева, иже пострижеся в Киево - Печерской Лавре, но от сильного гонения иноверных уклонися» и стал основателем монастыря Живоначальной Троицы на Мохрище.

Оставим в стороне явную оппозицию: брат по крови vers. брат по вере. В данном случае нас интересует совет игумена Стефана. Он предлагает святому поселиться на Киржаче. Здесь Сергий основал церковь «во имя Благовещения[11] Пречистыя Богородицы». Тем самым, уходя из обители, Сергий своеобразным способом наказывает своего брата. После чего создает новый Благовещенский храм. Отметим и то, что храм в Коломне, потерявший крест из-за гнева святого именуется Богоявленским, как и монастырь, где игуменствовал родной брат Сергия. Мотивы Богоявленского храма, Киева и Благовещенья соединены мотивом наказания за неуважение святому.

Утверждать, насколько же велика осведомленность нашей коломенской информантки М. К. Фурсовой и сколь сознательно ее обращение именно к этому святому[12], или же записанный нами рассказ лишь случайное наслоение мотивов, мы вряд ли осмелились бы. Но вряд ли можно предположить, что целый ряд мотивов, зависящих друг от друга в уже существующих культурных традициях, на этот раз сплелись случайно. Логичнее другое объяснение: каждый человек воспринимает мир как знаковую систему. Появление нового знания (то есть знака), так или иначе, требует введения его в это культурное единство знаков и символов. Осмысление факта внутри знакового единства вызывает к жизни очередное художественное произведение. Тем самым любой исторический факт сам по себе оказывается «заложником» национальной, а может быть и интернациональной знаковой системы, вне которых он просто не может быть воспринят и осмыслен.

[1] М.К. Фурсова долгие годы была связана с общиной церкви Богоявления, а затем Николы-на-Посаде. Через два года после записи информантка умерла

[2] . См. например «Видение» в книге: Народная проза. М. 1992. С.486.

[3] . Мы имеем в виду записи «рассказов очевидцев», где первый пункт схемы представляет собой краткое представление информанта, а уже от его имени передается собственно сообщение.

[4] . Жизнь и житие Сергия Радонежского. М. 1991. С.119 - 136.

[5] . Жизнь и житие... С.112 -113. Из новейших произведений такого типа, правда, соотнесенным с явлением Богородицы, укажем: Рассказ об истинных событиях, происшедших в городе Барнауле с Клавдией Устюжаниной в 1964 году: Рассказ К.Н. Устюжаниной дословно записан ее сыном протоиереем Андреем Устюжаниным. М. 2000. (На обложке дано иное название: «Барнаульское чудо».)

[6] Более того, уже внучка информантки в 2003 году не могла припомнить бабушкиных рассказов, считая их не заслуживающими внимания

[7] . Маевский И.В. Коломенские достопримечательности // Подмосковная Коломна. М. 1994. С. 96 - 97

[8] . Записи, сделанные во время фольклорной практики. Аналогичные легенды я слышал от брата своей бабушки по матери Петра Павловича Мещанинова в начале 1960-х гг. - С.П.

[9] Лук.10:33 - 34 Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем;

[10] . Жизнь и житие... С.143

[11] . Курсив наш. С.П.

[12] . Отмечу, что на прямой вопрос автора этих строк, как ей удалось опознать в незнакомом мужчине именно св. Сергия, М.К. Фурсова отвечала, что знает, как его пишут на иконах, да и вообще сомнения не имеет. - С.П.

Назад Наверх